Маргарита была счастлива. Просторный теплый дом, муж, дети, работа… У нее и мысли не было, что в один миг все может измениться. Исчезнуть, испариться, стать с ног на голову… Разве такое бывает? Оказывается…

Лежала себе спокойно в сарае дровяная чурка. Ни дождя на нее, ни снега. Все ладненько. Но взвился вдруг топор и у-у-ух! В мгновение разлетелась чурка в куски, и ушло все дровами в огонь. Будто ничего и не было.

Тревога тряхнула их жизнь, когда в нескольких километрах от дома, где жила семья Маргариты Яковенко — у Донецкого аэропорта — зазвучали залпы и взрывы. Пулеметные очереди… Минометная гавкотня… Грохот боя днем. Грохот боя ночью. Зачем это? Когда закончится?

Что-то случилось тогда с людьми в поселке. Одни спорят. Другие молча оставляют дома и уезжают. Родные тянутся друг к другу. Маргарите было важно, чтобы муж сказал: «Не бойтесь, все будет хорошо». А он сказал: «Ухожу…» Роднее и ближе оказалась другая женщина. Столько лет прожили… Семеро детей… Как же так? Эти слова терзали Маргарите душу. Конечно, плакала, не находила себе места.

Позвонила кума: Приезжай, — говорит. – Не сиди одна. Бери всех детей и давайте ко мне. Я за тобой соскучилась, мои дети – за твоими. Стол накроем, посидим, а там видно будет.

Так и сделали. Засиделись до темна. Остались у кумы ночевать. А утром…

Когда Маргарита с детьми подъезжала к своему поселку, издали увидела дым. Чем ближе, тем страшнее. Дым, огонь, воронки от снарядов, испуганные, уезжающие с вещами люди… Маргарита тоже взяла бы детские вещи, но… От попадания снаряда крыша ее дома провалилась внутрь, сгорела. В том огне сгорело все, что было в доме.

Если вы думаете, что знаете, что такое отчаяние, поверьте – вы не знаете. Без денег… Без документов… Без еды и одежды Маргарита стояла с малыми детьми на пепелище своего дома. Не кричала… Не выла… Не плакала… Потому что боялась, что дети испугаются еще больше.

Снова сели в своего жигуленка и поехали к деду. В Зайцево. Из огня, да в полымя! В Зайцево тоже все горит, тоже бои. Домик у деда маленький, но жить где-то надо. Разместились.

— Давай уезжать, — уговаривала Маргарита дедушку. – Не выживем здесь. И работы нет. Чем детей кормить?

Дед не соглашался:

— Некуда мне ехать… Здесь жизнь прожил, здесь и умру.

Только вот нервы под обстрелами у старика не выдержали. Не помогли и таблетки от давления. Инсульт. Деда парализовало.

Почти год Маргарита ухаживала за беспомощным родственником. Почти год на линии фронта, где постоянно идут бои. И рада была бы уехать, но разве можно бросить деда одного. Он пережил второй инсульт. Стало еще хуже. Потом третий и… смерть. Похоронили, как смогли. Там, в Зайцево, сейчас хоронят без ритуалов и пышностей.

Уезжала из села, будто бежала из ада. На том же жигуленке сквозь ночь, дым и стрельбу.

Приехали в Курахово. Надо как-то устраиваться. Надо жить. Чтобы снять жилье, Маргарита продала машину. Дешево. Как говорят в народе – за копейки. Сняла убитую двухкомнатную квартиру на верхнем этаже. За три с половиной тысячи гривен в месяц. И этому была рада, потому что не каждый пустит в квартиру одинокую мать с гурьбой детворы, которые мал мала меньше.

Когда мы приехали к Маргарите, она была уже не в Курахово. Там хозяин квартиры попросту нагло выкачивал из нее деньги, требовал, чтобы платила за несколько месяцев вперед. Разыскали семью в небольшом городке Пологи. В старой брошенной мазанке. Низкие потолки, две комнаты и печка. Туалет на улице, если ту давно сгнившую деревянную будку можно назвать туалетом. Вода в колодце, только вот нет на колодце воротка. Поднять полведра воды можно, если тащить ведро за веревку руками. Вместо дров куча обрезков сосновых досок. Сгорают быстро, а тепла мало. Из еды в доме только мамин суп, как сказала одна из девочек. Суп тот – вода, картошка и ложка постного масла.