Никто из нас и подумать не мог, что… будем прятать детей в подвалах. Куда еще бежать, когда на улице рвутся снаряды? Свист, и… внутри тебя все холодеет. Мгновение жуткого страха, когда люди замирают в ожидании – где упадет? В чей дом ударит этот снаряд? Куда принесет смерть следующий? Это страшно… Очень страшно.

Никогда не забуду малышей на руках у мам. Ребенок не знает, что такое танк или пушка. Он не понимает, что такое стреляют, что такое взрыв. Но когда начинается канонада, малыш на руках у мамы вдруг съеживается, замирает, прижимается к ней всем телом и… начинает кричать. Он не знает слов… Не умеет говорить… Еще не понимает, что такое жизнь и смерть… Но в этом крике не просто страх… Отчаяние! «Спаси меня, мамочка!»

Даже взрослый, сильный человек перед визжащим, равнодушным железом осколков чувствует себя беспомощным. Но взрослый может бежать, ползти, прятаться… А ребенок… Секунду назад трехлетний мальчишка улыбался, катил на своем велосипедике, и вдруг… Он стоит парализованный страхом, трясется, кричит и… не может двинуться с места. Изо всех сил к нему бежит мать… В грохоте разрывов… Оглохшая от контузии… Изрезанная или даже разрубленная огромными осколками «града»… Она все равно слышит – спаси меня, мамочка!

Сейчас я точно знаю – война… это самое страшное преступление. Все равно, кто ее затевает. Хочу, чтобы в кабинете каждого президента… На каждом танке… На каждой пушке.. По всей Земле… Были расклеены фотографии детей, кричащих посреди огня и смерти. Матери поймут меня. Я рожала детей не для войны!
Я рожала, потому что, материнство для меня – это… как-то естественно, понятно. Я и в церкви все время в детском служении. Слушаются, балуются, смеются, поют, играют… Мне это не тяжело. Да, устаю, конечно, но никогда и мысли не было, чтобы… не слышать детского гомона. Только вот и о войне мыслей не было. Жаль, что довелось ее увидеть. Не знать бы ее… Никогда! Поэтому, когда беда пришла, я собрала в охапку нашу детвору (и родных детей, и приемных), и из Дзержинска мы уехали. Лучше беженская похлебка, чем страх в детских глазах.

Не знаю, как вам объяснить… Мы живем детьми. В 2006-м у нас было двое своих. Для кого-то это уже слишком много. Трое детей! А мы в том году стали первой в нашем городе приемной семьей. Взяли к своим еще и Оксану. Из приюта… 12 лет Оксанке тогда было. Случилось так.
В исполкоме, в службе по усыновлению, работала моя подруга. Звонит она мне однажды и говорит:
— Марина, такая девочка сейчас у нас в приюте – не поверишь. Тихая, спокойная, еще и отличница… Как такую в интернат? Ночами не сплю, все время думаю – что с нею будет?
Поговорили, а чуть позже я заметила, что теперь и сама ночами не сплю. Тоже об Оксане думаю. Хорошая девочка… Осталась без родителей, без семьи. Сиротство – само по себе испытание очень тяжелое, а интернат…

Мы пригласили Оксану к себе в гости на выходной день. Познакомились. Потом еще раз пригласили. Сами убедились – не надо девочке в интернат. Школу надо закончить, в институт поступать… Помолились с мужем и… пошли в исполком узнавать, что такое приемная семья.
Как и в любой семье, бывало у нас с Оксанкой всякое. Подростковый возраст – время шаткое. Иногда я говорила: видно, не наше это дело – быть приемными родителями. Но Оксана выросла, поступила в Харькове в медицинский университет. Приезжает домой, обнимает братьев и сестер, обнимает нас. Говорит, спасибо, что уберегли, удержали, не дали свернуть на кривые тропинки. Эти слова дорого стоят. Слезы на глаза наворачиваются, когда понимаю, как нужно это Господу, чтобы сироты росли в семье, знали заботливых отца с матерью.
В 2010-м взяли мы в семью еще одну девочку. Машу. Сейчас ей уже 17 лет. В этом году она тоже уехала в Харьков, поступила в колледж парикмахерского искусства. Потом… Давид.
Каждый год на Рождество и Пасху мы в церкви собирали подарки для осужденных (есть у нас в Дзержинске колония, где уже много лет проповедуют наши братья). И вдруг перед Пасхой приходит нам из колонии весточка – не собирайте, мол, нам к празднику подарки. Соберите лучше, что-то детям-сиротам, а то у нас, у мужчин, душа болит от того, что наши дети тоже где-то сиротами растут.

Кому же собирать? – задумались мы. Кто-то подсказал, что в городском отделении детской больницы лежат дети, от которых мамы отказались в роддоме. Вы бы видели, что в церкви началось. Подарки собрали, целое богослужение посвятили тому, чтобы говорить о сиротстве, молиться об оставленных детях. После того богослужения мой муж, Александр, у меня спрашивает:
— Помнишь, пастор говорил, что таких деток лучше в семьи забирать? Если у кого есть такая возможность…
— Саша, — отвечаю, — у нас своих уже пятеро, да еще две приемные девочки… О чем ты говоришь?
Замолчали. Несколько дней к этой теме не возвращались. Потом я не удержалась, позвонила в службу усыновления.
— У вас есть для приемной семьи маленькие детки? – спрашиваю. – Из тех оставленных, что ц нас в больнице лежат.
— Нет, — отвечают. – Всем деткам приемные родители уже нашлись. Остались только… дети-инвалиды.
— Как… инвалиды?
— Вот так. Девочка с инцефалитом головного мозга… Мальчик с синдромом Дауна… Перечислять?
— Не надо, — ответила я, а мужу вечером сказала. — Нет у них детей на усыновление, инвалиды… остались…
Снова несколько дней мы об этом не говорили. Потом муж спросил:
— Ты не думала, что тот мальчик… с синдромом Дауна… что его можно взять?
— Честно?
— Ну… а как еще?
— Думала.

Мы пошли в больницу. Лежит в кроватке малыш. Ему полгода. Имени никто ему не дал… Никто без нужды к нему не подходил. Лежит мальчишка молча, отрешенно смотрит в потолок. Беру его на руки, а он даже глазами не ведет – так же отрешенно смотрит мимо.
— Он всегда такой, — говорит санитарка. – Только поначалу кричал. А потом… Ничего не чувствует, ничего не слышит, ничего не хочет.
— Будете брать? – отводя взгляд, спрашивает заведующая отделением.
— Будем! – ответили мы с мужем в один голос.

Так в нашей семье появился Давид. Всегда улыбающийся, очень любвеобильный мальчик. Скоро ему исполнится три года.
Позже появился Тимофей. Его папа сидит у нас в Дзержинской колонии. Тимофей ждет его, верит, что они будут жить вместе. Уже когда началась война, взяли мы еще и Алешу, вывезли с нашей семьей из-под обстрелов.

Не сладким был наш беженский хлеб. Трудно это – жить в чужом доме, есть незаработанный хлеб… Когда в Дзержинске чуть поутихло, мы вернулись в родной город. Но опять начались обстрелы. Опять дети без школы…
Опять обезображенные ужасом лица в подвалах… Что делать? Куда уезжать?
Слава Богу, нашли нас сотрудники Ассоциации милосердия «Еммануил». Знаете, это огромный дар от Бога – встретить людей, которые тебя понимают не то что с полуслова, а с полувзгляда.

— Вам нельзя с детьми под обстрелами, — убеждала меня Ольга Бузницкая. – И без своей крыши над головой тоже нельзя. Согласитесь, если мы вам купим дом в селе?
Конечно, мы были согласны. На все! Село – так село. В любой точке Украины. Так и попали на Хмельнитчину. Село Цикова неподалеку от Каменец-Подольска.
«Бандеровцы» оказались людьми очень радушными. Несут нам и молоко, и картошку. Помогают обжиться на новом месте. Детворе нашей в селе раздолье. А ночами… молюсь о тех детях, которые в Донецкой и Луганской областях все еще слышат канонаду пушек. Даже здесь, за тысячу километров от войны, я слышу этот крик – спаси меня, мамочка…

Спасибо всем неравнодушным. Спасибо Ассоциации «Еммануил» за посвящение людям, которые попали в беду. Пусть добро победит. Нельзя, чтобы случилось иначе.

Марина СКОРИК, с. Цикова, Хмельницкая область

Напоминаем, что сотрудники Ассоциации милосердия «Еммануил» продолжают помогать жителям юго-востока Украины. Пакеты с теплой одеждой и продуктами вы можете принести к нам по адресу: Киев, ул. Красноармейская, 131-А и оставить работникам охраны. Таким образом происходит сбор помощи юго востоку Украины самым простым способом. Также Вы можете оказать помощь беженцам юго-востока Украины, оказав финансовую поддержку.

Перечислить финансовую поддержку вы можете здесь